.png "English"){kind=small}
Трудно поверить, что уроженка города Черновцы Мила Кунис стала суперзвездой только после «Черного лебедя», а, скажем, не десятью годами раньше. Накануне выхода в прокат комедии «Третий лишний» Мила спасла жизнь Михаилу Идову.
За двенадцать часов до назначенной встречи с Милой Кунис у меня пропадает голос. Не в том смысле, что я теряю способность взять «до» верхней октавы в гимне США. Нет, моя гортань отказывается производить на свет какие-либо звуки, помимо угрожающего хрипа, каким уместно произносить разве что «кошелек или жизнь».
Ситуация прямиком из дурного ситкома, что по-своему уместно. Как и многие, я впервые обратил внимание на Кунис в роли Джеки Буркхарт в «Шоу 70-х». Комедия была посредственная, но на удивление долгоиграющая, и не выпускала Милу из лап долгих восемь лет. Дальше был короткий период инженю, резко закончившийся с «Черным лебедем». «Оскар» достался Натали Портман, но покидающие кинозал зрители уже были бесповоротно влюблены в Кунис. Вышедший следующим летом «Секс по дружбе», жесткий антиромантический фарс, написанный специально под нее и Джастина Тимберлейка, представлял собой этакий круг почета нагишом. На месте глазастой старлетки мы увидели полностью сформировавшуюся звезду: головокружительно сексуальную и при этом с редчайшим в Голливуде амплуа язвительной оторвы. И именно этой звезде я теперь собираюсь продемонстрировать свои внезапно открывшиеся таланты в тувинском горловом пении.
Кунис встречает меня в вестибюле своего дома. Восемнадцатиэтажное здание — с большим отрывом самое высокое в Роял-Оук, пригороде Детройта, где режиссер Сэм Рейми снимает приквел к «Волшебнику страны Оз» под названием «Оз: Великий и Ужасный». Снимает с размахом, в десяти павильонах, и продолжаться все это будет пять месяцев, так что Мила на некоторое время прикована к Детройту. Она в джинсах и серой толстовке, на шее — простенький янтарный кулон, доставшийся ей от бабушки; о Голливуде в данный момент напоминают только наручные часы размером с блюдце.
Стоит мне со скрежетом выдавить из себя «Привет!», как план интервью рассыпается в прах. «Ой, вы такой больно-о-ой, как мне вас жалко! — воркует Кунис. — Сейчас мы вас полечим». Она ведет меня в японский ресторан по соседству, чтобы накормить супом мисо. Ресторан закрыт, но для Милы открывается — она тут постоянный клиент. «Кашляйте! — велит она. — Не держите в себе! Надо отхаркаться! За меня не волнуйтесь, я потом витаминов наемся». Я случайно обнаружил в Миле амплуа, которое еще не показали в кино: будущая еврейская мама.
Милена Марковна Кунис родилась в Черновцах, месте, которое даже у меня в уме вызывает только какие-то смутные картины из «Тевье-молочника». «Ну, это все-таки была не совсем деревня, — возражает, хихикая, Кунис. — У нас был кинотеатр. Асфальтированные улицы, нормальная школа». Ее воспоминания — виньетки советского детства, стандартизированного, как шрамик от манту. Она до сих пор может спеть «Куда идем мы с Пятачком» из хитруковского «Винни-Пуха». («Я много позже поняла, что русские сперли “Винни-Пуха”! Это было большое открытие».) Она помнит свою школьную форму — коричневое платье с белым кружевным передничком. («В сущности, это форма французской горничной, только в нее засовывают детей. Нормально так».)
За двенадцать часов до назначенной встречи с Милой Кунис у меня пропадает голос. Не в том смысле, что я теряю способность взять «до» верхней октавы в гимне США. Нет, моя гортань отказывается производить на свет какие-либо звуки, помимо угрожающего хрипа, каким уместно произносить разве что «кошелек или жизнь».
Ситуация прямиком из дурного ситкома, что по-своему уместно. Как и многие, я впервые обратил внимание на Кунис в роли Джеки Буркхарт в «Шоу 70-х». Комедия была посредственная, но на удивление долгоиграющая, и не выпускала Милу из лап долгих восемь лет. Дальше был короткий период инженю, резко закончившийся с «Черным лебедем». «Оскар» достался Натали Портман, но покидающие кинозал зрители уже были бесповоротно влюблены в Кунис. Вышедший следующим летом «Секс по дружбе», жесткий антиромантический фарс, написанный специально под нее и Джастина Тимберлейка, представлял собой этакий круг почета нагишом. На месте глазастой старлетки мы увидели полностью сформировавшуюся звезду: головокружительно сексуальную и при этом с редчайшим в Голливуде амплуа язвительной оторвы. И именно этой звезде я теперь собираюсь продемонстрировать свои внезапно открывшиеся таланты в тувинском горловом пении.
Кунис встречает меня в вестибюле своего дома. Восемнадцатиэтажное здание — с большим отрывом самое высокое в Роял-Оук, пригороде Детройта, где режиссер Сэм Рейми снимает приквел к «Волшебнику страны Оз» под названием «Оз: Великий и Ужасный». Снимает с размахом, в десяти павильонах, и продолжаться все это будет пять месяцев, так что Мила на некоторое время прикована к Детройту. Она в джинсах и серой толстовке, на шее — простенький янтарный кулон, доставшийся ей от бабушки; о Голливуде в данный момент напоминают только наручные часы размером с блюдце.
Стоит мне со скрежетом выдавить из себя «Привет!», как план интервью рассыпается в прах. «Ой, вы такой больно-о-ой, как мне вас жалко! — воркует Кунис. — Сейчас мы вас полечим». Она ведет меня в японский ресторан по соседству, чтобы накормить супом мисо. Ресторан закрыт, но для Милы открывается — она тут постоянный клиент. «Кашляйте! — велит она. — Не держите в себе! Надо отхаркаться! За меня не волнуйтесь, я потом витаминов наемся». Я случайно обнаружил в Миле амплуа, которое еще не показали в кино: будущая еврейская мама.
Милена Марковна Кунис родилась в Черновцах, месте, которое даже у меня в уме вызывает только какие-то смутные картины из «Тевье-молочника». «Ну, это все-таки была не совсем деревня, — возражает, хихикая, Кунис. — У нас был кинотеатр. Асфальтированные улицы, нормальная школа». Ее воспоминания — виньетки советского детства, стандартизированного, как шрамик от манту. Она до сих пор может спеть «Куда идем мы с Пятачком» из хитруковского «Винни-Пуха». («Я много позже поняла, что русские сперли “Винни-Пуха”! Это было большое открытие».) Она помнит свою школьную форму — коричневое платье с белым кружевным передничком. («В сущности, это форма французской горничной, только в нее засовывают детей. Нормально так».)
Комментариев нет:
Отправить комментарий